только я поменяюсь, когда во мне ты отыщешь себя...
Лали, говорит, что моя самая большая проблема - это память и разноцветные кресла. Я в такие моменты закрываю уши и не хочу её слушать, но если разобраться - она, конечно, как всегда права.
Моя память - это как с сигаретами: у любого курящего человека есть кто-то важный при ком он не курит. Не курит не потому что сидящий напротив скажет:"Фууууу, ты куришь, это мерзко, неприятно и противно!". Возможно он или она даже будут сидеть на соседнем кресле и томно курить одну за другой, или равнодушно затягиваться вишнёвой сигареткой. Просто так бывает: ты не можешь при нём курить, не можешь есть, пить, а иногда даже дышать. Глупость, конечно, но так и правда бывает. Основная проблема большинства людей заключается в простом и нетривиальном таланте - любить тех, кому они не нужны. Тех, кто спокойно при них курит и ровно дышит.
С сердцем точно так же. У каждого человека есть другой человек, который пришёл как-то утром, или вечером, поставил внутри мягкое кресло, удобно в нём устроился, а потом подмигнул и сказал:"Привет. Ты знаешь, я так подумал и решил, что буду здесь всегда.". И ты в этот момент понимаешь - да, он и правда будет всегда. Может быть нелюбимый, может быть чужой - но он всё равно будет. И ты живёшь себе, пьёшь по утрам кофеёк, прыгаешь на фитнесе, спишь с кем-то, возможно даже любишь кого-то, занимаешься чем-то интересным или полезным. А потом идёшь по улице и что-то видишь, или слышишь, а потом ловишь своё отражение в витрине, а там он: машет тебе, подмигивает так же и шепчет:"Ты забыла девочка? Я ещё тут, я здесь. Я же сказал, что буду с тобой всегда." И ты вспоминаешь и улыбаешься. Ты всегда улыбаешься, рано или поздно, у каждого просто своё время для этого.
А бывают такие люди, у которых сердце болеет хуйней. Это когда в нём не четыре камеры, а пятнадцать, например. Это когда в каждой камере - по креслу, и голоса, и отражения в витринах разные, они меняются. У меня такое вот дурацкое сердце, оно болеет всеми, кто когда-то в нём был. Я всегда кого-то помню. Иногда мне кажется, что они сидят там в своих креслах и даже ругаются между собой, мол, нет, сегодня она вспомнит обо мне, а вот завтра будет твоя очередь, мудак!.
Или вот. Пару дней назад я разговаривала с Катей. Катя блондинка, бывшая гимнастка и моя подруга. И вот Катя сидела напротив, слушала мои очередные изливания, а потом сказала:
-Знаешь, Саша, твоя проблема - это память. И то, что ты не умеешь отрывать.
-Ну скольок уже можно, я уже это слышала, - ныла я дальше.
-Нет, ты не понимаешь... Смотри: у меня когда-то была любовь, ну ты знаешь, большая такая, чистая, с огромной жопой - любовь, одним словом, всё как полагается. И мне было хорошо, и я любила, и мне нравилось это, это и вот это тоже. А когда мы с ним закончили - я не знала, что делать. Потому что с тем мне было не так это, а другой так мерзко говорил "Воооот", что я почти блевала. А третий вообще пальцами по столу стучал. И все они вроде бы были ничего, но они не могли мне дать всё, что я хотела. Потому что мне в них не нравилось это, это, и вот ещё это, а вон то вообще бесило страшно.
-Какая драма, - говорю я ей, - как же ты с этим справилась, Катюша?
-Ты знаешь... В итоге, в какой-то момент, я просто собрала то что мне было нужно по частям.
-Катя,- ужасаюсь я, - ты Франкенштейна что ли сотворила?
-Нет, -смеётся Катя, - я просто собрала по частям. У меня было пятеро. Один был умный, другой дарил мне цветы и писал стихи, третий был хорош в постели, четвёртый ещё что-то хорошо делал, а пятый был так... для души. И я так жила какое-то время, и мне было очень комфортно. А потом я встретила того, которого когда-то любила, и в котором мне нравилось всё... Сидела как дура, и не могла при нём даже курить. Правда забыла через пару дней. Просто я умею так - отрывать тех, кому я не нужна. А ты нет. Ты всех помнишь, и цепляешься, и топчешься на месте, топчешься, и топчешься, и топчешься...
И это, конечно, тоже правда. Просто те мужчины, с которыми я была, были моими. И я любила родинки, любила, как они смеются, как они водят машину или играют в бильярд. Я любила каждую секунду, которую была рядом с ними, безоглядно и бездумно. И я не могу об этом забыть. Это уже не доставляет мне боли, или радости, это не делает меня счастливой, а уж тем более несчастной. Я просто помню. Потому что по-другому не умею. Все они меня чему-то научили: кто-то терпению, кто-то страсти, кто-то любви. И они всегда останутся моими, с кем бы я не просыпалась, и в чьих бы постелях не просыпались они.
Иногда вечером я выхожу на улицу и сажусь на жёлтый стул у себя перед домом, мой жёлтый стул - это вход внутрь. Я тогда разуваюсь, снимаю пальто и открываю дверь. И они все сидят там, в зале, наверное, или в гостиной. Каждый на своём кресле, кто-то с сигаретой, кто-то с бутылкой пива, кто-то с блокнотом. Сидят, смотрят на меня и улыбаются. И я тоже улыбаюсь, а потом говорю:"Ну здравствуйте, мальчики. Рассказывайте как у вас дела."
(с)
Моя память - это как с сигаретами: у любого курящего человека есть кто-то важный при ком он не курит. Не курит не потому что сидящий напротив скажет:"Фууууу, ты куришь, это мерзко, неприятно и противно!". Возможно он или она даже будут сидеть на соседнем кресле и томно курить одну за другой, или равнодушно затягиваться вишнёвой сигареткой. Просто так бывает: ты не можешь при нём курить, не можешь есть, пить, а иногда даже дышать. Глупость, конечно, но так и правда бывает. Основная проблема большинства людей заключается в простом и нетривиальном таланте - любить тех, кому они не нужны. Тех, кто спокойно при них курит и ровно дышит.
С сердцем точно так же. У каждого человека есть другой человек, который пришёл как-то утром, или вечером, поставил внутри мягкое кресло, удобно в нём устроился, а потом подмигнул и сказал:"Привет. Ты знаешь, я так подумал и решил, что буду здесь всегда.". И ты в этот момент понимаешь - да, он и правда будет всегда. Может быть нелюбимый, может быть чужой - но он всё равно будет. И ты живёшь себе, пьёшь по утрам кофеёк, прыгаешь на фитнесе, спишь с кем-то, возможно даже любишь кого-то, занимаешься чем-то интересным или полезным. А потом идёшь по улице и что-то видишь, или слышишь, а потом ловишь своё отражение в витрине, а там он: машет тебе, подмигивает так же и шепчет:"Ты забыла девочка? Я ещё тут, я здесь. Я же сказал, что буду с тобой всегда." И ты вспоминаешь и улыбаешься. Ты всегда улыбаешься, рано или поздно, у каждого просто своё время для этого.
А бывают такие люди, у которых сердце болеет хуйней. Это когда в нём не четыре камеры, а пятнадцать, например. Это когда в каждой камере - по креслу, и голоса, и отражения в витринах разные, они меняются. У меня такое вот дурацкое сердце, оно болеет всеми, кто когда-то в нём был. Я всегда кого-то помню. Иногда мне кажется, что они сидят там в своих креслах и даже ругаются между собой, мол, нет, сегодня она вспомнит обо мне, а вот завтра будет твоя очередь, мудак!.
Или вот. Пару дней назад я разговаривала с Катей. Катя блондинка, бывшая гимнастка и моя подруга. И вот Катя сидела напротив, слушала мои очередные изливания, а потом сказала:
-Знаешь, Саша, твоя проблема - это память. И то, что ты не умеешь отрывать.
-Ну скольок уже можно, я уже это слышала, - ныла я дальше.
-Нет, ты не понимаешь... Смотри: у меня когда-то была любовь, ну ты знаешь, большая такая, чистая, с огромной жопой - любовь, одним словом, всё как полагается. И мне было хорошо, и я любила, и мне нравилось это, это и вот это тоже. А когда мы с ним закончили - я не знала, что делать. Потому что с тем мне было не так это, а другой так мерзко говорил "Воооот", что я почти блевала. А третий вообще пальцами по столу стучал. И все они вроде бы были ничего, но они не могли мне дать всё, что я хотела. Потому что мне в них не нравилось это, это, и вот ещё это, а вон то вообще бесило страшно.
-Какая драма, - говорю я ей, - как же ты с этим справилась, Катюша?
-Ты знаешь... В итоге, в какой-то момент, я просто собрала то что мне было нужно по частям.
-Катя,- ужасаюсь я, - ты Франкенштейна что ли сотворила?
-Нет, -смеётся Катя, - я просто собрала по частям. У меня было пятеро. Один был умный, другой дарил мне цветы и писал стихи, третий был хорош в постели, четвёртый ещё что-то хорошо делал, а пятый был так... для души. И я так жила какое-то время, и мне было очень комфортно. А потом я встретила того, которого когда-то любила, и в котором мне нравилось всё... Сидела как дура, и не могла при нём даже курить. Правда забыла через пару дней. Просто я умею так - отрывать тех, кому я не нужна. А ты нет. Ты всех помнишь, и цепляешься, и топчешься на месте, топчешься, и топчешься, и топчешься...
И это, конечно, тоже правда. Просто те мужчины, с которыми я была, были моими. И я любила родинки, любила, как они смеются, как они водят машину или играют в бильярд. Я любила каждую секунду, которую была рядом с ними, безоглядно и бездумно. И я не могу об этом забыть. Это уже не доставляет мне боли, или радости, это не делает меня счастливой, а уж тем более несчастной. Я просто помню. Потому что по-другому не умею. Все они меня чему-то научили: кто-то терпению, кто-то страсти, кто-то любви. И они всегда останутся моими, с кем бы я не просыпалась, и в чьих бы постелях не просыпались они.
Иногда вечером я выхожу на улицу и сажусь на жёлтый стул у себя перед домом, мой жёлтый стул - это вход внутрь. Я тогда разуваюсь, снимаю пальто и открываю дверь. И они все сидят там, в зале, наверное, или в гостиной. Каждый на своём кресле, кто-то с сигаретой, кто-то с бутылкой пива, кто-то с блокнотом. Сидят, смотрят на меня и улыбаются. И я тоже улыбаюсь, а потом говорю:"Ну здравствуйте, мальчики. Рассказывайте как у вас дела."
(с)